Джонсон считал, что в период предвыборной кампании ему не следует проявлять особой поспешности в делах с СССР по крупным вопросам. Так, в течение всего года правительство США проявляло явное нежелание вести переговоры с СССР по германскому вопросу. Оно считало, что этот вопрос потерял ту остроту, которая ранее требовала от Вашингтона соответствующих действий, в том числе поисков путей уменьшения опасностей, таящихся в германской проблеме и берлинском вопросе. В тактических целях Белый дом стал также делать упор на целесообразность решения проблемы объединения Германии в комплексе с решением ряда вопросов европейской безопасности (парадоксально, но факт, что лет тридцать спустя Горбачев пытался провести такую же увязку, когда действительно встал вопрос объединения Германии, но делал он это с точки зрения наших государственных интересов крайне неумело).
Важно отметить, что в целом просматривалось стремление правительства Джонсона отделить вопрос об отношениях с СССР от других мировых проблем. Оно пыталось добиться выравнивания и даже улучшения этих отношений при сохранении за собой „свободы рук" в „периферийных" районах, в особенности во Вьетнаме. Причем, Джонсон, кажется, действительно верил в работоспособность такой схемы.
Хрущев же в течение определенного времени придерживался, по существу, такого же курса. Однако идеологические соображения (ДРВ „братское социалистическое государство") с течением времени стали все более активно сказываться на его позиции ввиду усиливавшегося военного вмешательства США во Вьетнаме. Впрочем, в 1964 году это еще не так сильно чувствовалось.
Первые контакты с Джонсоном
Джонсон как государственный деятель практически не был знаком советскому руководству. Никто из руководителей СССР с ним ранее не встречался. Взгляды его на международные отношения также были мало известны.
И все же в Москве надеялись, что переход власти от одного президента к другому не вызовет каких-либо заметных изменений в подходах Белого дома к советско-американским отношениям. Джонсон не отличался откровенным антисоветизмом, проявил определенную сдержанность во время кубинского кризиса. Сразу после гибели Кеннеди Джонсон, как уже отмечалось, заявил, что будет придерживаться внешнеполитического курса своего предшественника.
Вот почему, когда решено было послать на похороны Кеннеди Микояна, то одновременно ставилась цель воспользоваться этим, чтобы сразу сделать первый шаг к установлению прямых контактов с новым президентом. Такое предложение вносилось и мною.
Микоян привез личное письмо Хрущева, которое и было им вручено Джонсону 26 ноября в Белом доме.
Надо сказать, что Микоян шел на встречу с Джонсоном с некоторым волнением. Вспомнились ему и не очень приятные встречи в Белом доме с Кеннеди, связанные с кубинскими делами. Да и Джонсон был совсем новым для советского руководителя человеком, с неизвестными еще взглядами на отношения с СССР. Но все обошлось благополучно.
В письме Хрущева подчеркивалась важность советско-американских отношений и одновременно желательность развития хороших личных взаимоотношений с новым президентом. „Мы рассматриваем Вас как представителя того же направления в политике США, которое выдвинуло на авансцену политической жизни таких государственных деятелей, как Ф.Рузвельт и Д.Кеннеди", — как бы авансом писал советский премьер.
Джонсон явно был польщен письмом Хрущева. Поблагодарив за письмо, он, в свою очередь, передал свое заранее подготовленное послание, особо подчеркнув, что подписание этого документа было его первым официальным актом в президентском кабинете Белого дома.
Президент стал далее развивать мысль о том, что главная проблема нашего времени — найти ответ на вопрос, как нам мирно и с пользой жить вместе. Кеннеди и Хрущев несколько продвинулись в этом направлении, но сейчас основная задача заключается в том, как нам найти свой верный ответ на этот вопрос. Я знаю, заявил он, что главная мысль, которая буквально каждый день занимала Кеннеди, состояла в том, какие шаги надо предпринять для укрепления взаимопонимания между нашими народами. И я его политику полностью разделяю. Эта политика будет и впредь уважаться, и мы готовы пройти более чем полпути навстречу друг другу.
У нас, продолжал Джонсон, нет намерений вторгаться на Кубу. Однако кубинская проблема имеет очень серьезное значение для нашего народа. Мы надеемся, что со временем сможем найти решение стоящих перед нами проблем. Мы преданы своей системе и намерены ее сохранить, но это не значит, что мы хотим поработить какие-либо народы или установить над ними какое-либо господство.
Микоян ответил, что ему приятно услышать эти слова нового президента. Мы их разделяем. Об этом же говорится и в послании Хрущева, заметил он.
Еще раз поблагодарив за послание Хрущева, Джонсон сказал, что правительство США будет продолжать практику прямого диалога и обмена информацией. Могу Вам сказать, заявил он, что во внешней политике не будет каких-либо изменений.
Джонсон высказался за конфиденциальный обмен мнениями с Хрущевым. „Быть может, мы достигнем большего, чем при моем предшественнике".
Микоян заявил, что с нашей стороны, как и прежде, посол Добрынин уполномочен вести любой конфиденциальный диалог. Беседа в целом прошла в хорошей, доброжелательной атмосфере. И Джонсон, и Микоян остались довольны друг другом.
Вскоре последовало дополнительное конфиденциальное послание Джонсона Хрущеву, переданное мне Томпсоном. В послании выражалась признательность за передачу некоторых документов, касающихся Освальда, а также благодарность за личное письмо Хрущева, переданное Микояном. „Я глубоко убежден в ценности личной переписки между Вами и мною".
Томпсон подтвердил твердое намерение Джонсона вести такую переписку, сказав, что, по указанию Джонсона, доступ к личным посланиям будут иметь только Раск, Банди и он, Томпсон (а не так широко, как было при Кеннеди).
В первые дни президентства Джонсона были сделаны попытки некоторого сокращения военного бюджета США в качестве предвыборного жеста в пользу внутренних нужд страны и как свидетельство мирных устремлений правительства. В конце 1963 года состоялся своеобразный обмен информацией на этот счет между обеими сторонами. 9 декабря Раск просил меня уведомить Москву, что правительство США намерено сократить свои военные расходы на 1964/65 финансовый год на 1 млрд долл. Он тут же подчеркнул, однако, что США исходят из того, что между обоими правительствами нет никакой официальной договоренности об обмене такой информацией и что Вашингтон делает это добровольно, в духе конфиденциального обмена мнениями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
